Алла Пугачева Интервью
Алла Пугачева: «Я именно Алла Пугачева»
Новая газета Общество 29.10.2015
Дмитрий Быков расспросил легенду
Сейчас понятно, что с Родиной нам, в общем, повезло. Нам — это людям семидесятых и восьмидесятых годов, когда мы росли и закладывались наши представления о жизни. Воплощением нашей Родины была Алла Пугачева. Не Брежнев — про которого говорили, что он второстепенный политический деятель пугачевской эпохи, не КГБ, не войска в Афганистане, не космос и не Тарковский, а вот она. Она была самый универсальный символ, олицетворение лучших качеств России — таланта, широты, эгоцентризма и, скажем так, не очень хорошего вкуса.
ПУГАЧЕВА. Минуточку! Господа, товарищи! Если бы я на каждом этапе соответствовала вашим вкусам, меня бы… я не существовала бы вообще! Балахон придумал Зайцев, человек вовсе не без вкуса, как к нему ни относись, — и в этом балахоне я стала, простите, иконой стиля. Хотя в газетах меня называли королевой плебеев и мешком с лохматой головой. За волосы мне доставалось отдельно, хотя демонстрировала я их вовсе не потому, что просто гордилась волосами, — они нужны были для сценического имиджа, но кто же тогда произносил слово «имидж»?!
Д.Б. Я вот что хочу понять: сейчас вроде бы почти все вернулось, а все-таки совершенно не то. Чего не хватает?
— Многого. Жизнь в Советском Союзе давала прежде всего чувство защиты, а сейчас главное мое чувство прямо с утра — незащищенность. Может быть все, и со мной можно сделать все, и никакой предсказуемости ни в чем. Может быть, в «совке» этого даже слишком много было, и возникал определенный инфантилизм, человек очень многого просто не допускал, он существовал в довольно узком секторе жизни. Он доверял некоторым вещам абсолютно — например, милиции. Никто не мог представить, что эта милиция будет тебя грабить или насиловать. При этом в СССР не было свободы, и только благодаря этому на меня сразу стали обращать внимание. Потому что у меня эта свобода была, и взлетела я только благодаря ей.
Мне Советский Союз отсюда кажется, наверное,
лучше, чем он был, потому что я молодая была.
Д.Б. — У вас не возникает все-таки желание спеть еще?
— Оно возникает изредка, но не ездить по гастролям — хватит — а выпустить иногда песню, которая понравилась. Вот так я захотела спеть «Войну». И спела. Потом гляжу — ее выкладывает Ярош (Лидер «Правого сектора» — запрещенной в России украинской националистической организации — Ред.).
Д.Б. — Вы не думали книгу написать?
— Однажды в самолете — у меня по молодости лет была еще аэрофобия — мы попали в сильную турбулентность, и надо мной еще пошутили, что шасси не выпускается. И я тогда взмолилась: Господи, пусть не сейчас, ведь я еще не написала книгу! С тех пор и не пишу: пока не написала, может, он меня бережет как-то? Я потому, кстати, и не люблю интервью; если рассказывать, то рассказывать надо все. Иначе выйдет проще, глупей, чем было… А как расскажешь все? Писать я не решаюсь, потому что знаю свои границы: я дура, но при этом умная. Дура — потому, что обычная женская глупость всегда служит прекрасным фоном для ума. За счет этого сочетания я и произвожу впечатление, но как это написать?!
Д.Б. — Что сейчас делать?
— Растить детей. Вот мои, например, очень похожи
на нас с Галкиным, прямо маленькая я и маленький он.
Д.Б. — Напоследок: почему у вас в мейле упоминается «Орфей»-75?
Д.Б. Это для вас до сих пор самая дорогая награда?
— Да не то чтобы… но просто когда знакомый программист придумывал мне адрес, он сказал: назовите что-нибудь, чего вы уж точно не забудете. Так вот, этого я уж точно никогда не забуду.
Д.Б. — Я тоже.
http://www.novayagazeta.ru/society/70525.html
Related posts: